— Да ничего, — пожал плечами Ит. — Задумался просто. И мысли… правильные они, Скрипач. Понимаешь? Очень правильные мысли…
— О чем это?
— Да о том, что я есть на самом деле, — горько сказал бывший созидающий.
— И кто ты на самом деле?
— Ничтожество. Полное ничтожество. Я ничего из себя не представляю, ничего не умею, ничего не знаю. Даже любить, и то не умею. И всю жизнь занимался ерундой, от которой пользы никому не было и не могло быть. И сейчас я для команды… черт, я же только мешаю всем, понимаешь?
Скрипач молчал. Чуть склонив голову к плечу, нахмурившись, он сидел напротив Ита, внимательно слушая, пока тот выговорится, но не отвечал пока что ничего. Вообще ничего.
— Даже на той же Маданге… если бы меня не было, Ри справился бы втрое быстрее и в сто раз более эффективно. И вообще… хоть вешайся, честное слово… сказки эти придурошные, преподавание… кому это все было надо?
Скрипач покивал в такт его словам, согласно покачал головой. А потом, без предупреждения, не готовясь, залепил Иту с размаху затрещину, да так сильно, что тот едва не свалился с кровати.
— Ты охренел? — заорал Ит, вскакивая. — Ты чего делаешь?!
— Это не я "чего делаю", — безмятежно отозвался Скрипач. — Это ты "чего делаешь". Ты что, совсем без мозгов? Ты не понял, кого ты цитировал?
Ит во все глаза уставился на него.
— Да, да, — подтвердил Скрипач. — Именно так. И сильно подозреваю, что, не врежь я тебе сейчас по морде, ты и дальше продолжал бы сыпать откровениями из арсенала неуважаемого мною любителя птичек.
— Ты думаешь, что… — Ит потер скулу, по которой его ударил Скрипач, и нахмурился. — Что это…
— А что тут думать? — поразился Скрипач. — Смотри сам. На той же Маданге мы бы без тебя просто погибли, и ты отлично об этом знаешь.
— Но я же сам вас туда затащил, — возразил Ит.
— Случайность, — парировал Скрипач. — Далее. Меня ты не бросил, спас. С палачом этим ты за нас всех дрался. Когда дьявол напал на Ри, ты сориентировался чуть ли не первым. Ит, то, что ты начал говорить, это… это чужая попытка вогнать тебя в депрессию и выбить из нормального состояния незнамо куда. И даже я, пусть и мало разбираюсь в этом всем, сумел это понять.
— Внушение? Ты так думаешь?
— Почти на сто процентов уверен, — заверил Скрипач. — Нет, я могу допустить, что ты ни с того, ни с сего для чего-то ударился в самоанализ, но в таком случае по морде тебе надо было съездить не один раз, а два или даже три. Хотя бы для того, чтобы отбить попытки заниматься таким самоанализом в дальнейшем.
Ит пристыженно молчал.
— Ну? — требовательно спросил Скрипач.
— Наверное, ты прав, — согласился Ит. — Секунду подожди, я попробую как-то проверить…
Он снова сел на край кровати, закрыл глаза, сосредоточился.
Свое или чужое?
Изнутри или извне?
Правда или ложь?
А ведь правда. Действительно правда. И все это — изнутри, свое, не чужое. Он действительно так про себя думал, но… Но! Никогда не думал в таком ключе. Значит, все-таки чужое — сам подход, сама структура мыслей.
Да, он действительно чувствовал себя никчемным рабом обстоятельств. Он действительно ненавидел свою беспомощность и робость. Он интуитивно осознавал, что не занимается ничем стоящим, а лишь тратит свою жизнь на ерунду и пустяки. Он и в самом деле ощущал себя мертвым грузом на той же станции и понимал, что пользы от него никакой.
Но.
Никогда до этого подобные мысли не заканчивались тем, что ему хотелось повеситься. Он огорчался, это максимум. Огорчался, да еще думал, можно ли что-то изменить, чтобы все стало лучше, чем есть.
А сейчас и с пользой все изменилось — уже не Ри вел основной расчет, а он, Ит. В Мадженте у него это получалось лучше и быстрее, чем у пилота. Словно оживало в нем в те моменты нечто, давно забытое, словно то старое и усталое существо, что просыпалось порой, с радостью бралось за эту работу. Словно он знал, что делать, чувствовал верные решения, интуитивно видел правильные векторы, точки, фрагменты. Сейчас он перестал быть бесполезен, и даже Сэфес, и даже Таенн одобряли и приветствовали его анализ и выкладки.
Чужое. Про никчемность и смерть — все-таки чужое. Значит, Скрипач прав.
— Рыжий, с меня что-нибудь, что сам захочешь, — сказал он, открывая глаза. — Пятьсот тарелок с картошкой и сто серых платьев в придачу.
— Если ты добавишь к этому всему тысячу портретов Марии и Дашин поцелуй — я подумаю, соглашаться или нет. А так, как ты сказал, не пойдет. Маловато, понимаешь ли, получается. Кстати, морда сильно болит?
— Да вроде бы не сильно, — отозвался Ит, ощупывая скулу. — Заговор какой-то. То Ри мне по морде врежет, то ты.
— Ничего, тебе это сейчас только на пользу, — отмахнулся Скрипач. — Пошли, навестим этих добрых людей, что ли. А то я по Дарье уже соскучился.
Даша и Ри сидели в каюте целительницы и пили чай. Черный чай. Ит и Скрипач, которым тоже было тут же предложено по чашке, сначала с недоверием посмотрели на странноватую (особенно с точки зрения Ита) жидкость, но, когда попробовали, обнаружили, что это, во-первых, штука очень неплохая, а, во-вторых, очень знакомая.
— У нас такого чая точно нет, — убежденно говорил Ит. — У нас только белый, изредка — красный. Но такого не завозят.
— И не выращивают? — спросил Ри с интересом.
— У нас он вообще не растет, — уверенно ответил Ит.
— Чего у вас только нету, — засмеялась Даша. — И того нету, и этого тоже нету…
— Ну и что? — возразил Ит. — У нас зато много чего другого есть.